В суровом мире за решеткой жизнь заключенного часто диктуется неумолимой рутиной зоны. Для многих переход из СИЗО (предварительного заключения) в трудовую колонию — кардинальная перемена. Однако повседневная борьба приговоренных к отбыванию срока редко меняется. Жизнь в тесных помещениях, где уединение — роскошь, каждый день определяется правилами учреждения, где решетки и постоянная угроза насилия обозначают границы свободы.
Некоторые заключенные, например зеки второго или третьего года, приспосабливаются к ритму тюремной жизни, выстраивая отношения, основанные на выживании. «Я живу здесь с одним человеком, в пространстве, не превышающем камеру, и это постоянная борьба», — говорит один из них. Отношения между заключенными сложны; доверие завоевывается со временем, часто в результате совместного переживания трудностей. В редкие минуты затишья они пишут записки своим семьям, сохраняя подобие человечности в месте, призванном ее лишить. Однако даже эти небольшие связи хрупки, поскольку постоянное присутствие насилия и наркотиков, таких как героин, угрожает дестабилизировать то немногое, что еще осталось от нормальной жизни.
Несмотря на тяжесть своего положения, некоторые заключенные начинают мечтать о жизни за решеткой. Для многих из них это первая серьезная попытка общения с внешним миром после первоначального приговора, резкий контраст с предыдущими месяцами, проведенными в привыкании к холодным реалиям зоны. Эти мечты часто кажутся далекими, поскольку надежда на освобождение сталкивается с реальностью ожидающего их длительного срока заключения. Но для других вопрос стоит проще: как двигаться вперед, когда прошлое постоянно настигает?
Заключенные, независимо от их преступлений, часто теряются в размышлениях, особенно в те долгие минуты одиночества, когда будущее кажется неопределенным. Второй год особенно труден для некоторых, поскольку они смиряются с потерей прежней жизни, находя новый смысл в своей борьбе. «Я никогда не думал, что окажусь в такой ситуации», — признается один из заключенных, вспоминая дни, предшествовавшие вынесению приговора. В конце концов, речь идет не только о выживании в системе, но и о попытке переосмыслить себя в ней.
Записки зека. Часть 19. Транзитом из СИЗО возвращение в колонию-поселение
Проведя несколько месяцев в СИЗО, я был отправлен обратно в колонию-поселение. Этот переход из одной тюрьмы в другую всегда напоминает о суровой реальности, в которой мы живем, и о том, как она влияет на психику. Я ждал того момента, когда покину тесные стены СИЗО и вернусь к жизни под менее строгим надзором, но со своими проблемами.
Первые несколько дней в СИЗО были тяжелыми. К постоянному ощущению, что ты находишься за решеткой, а от внешнего мира тебя отделяет лишь тонкий металлический барьер, невозможно привыкнуть. Но переход из СИЗО в колонию-поселение был совсем другим. В колонии-поселении мы по-прежнему живем за забором, но есть определенное чувство свободы — мы ходим без решеток вокруг, хотя по-прежнему живем по строгим правилам и под наблюдением.
Первые недели после прибытия
- Одно из самых заметных отличий — это время, затрачиваемое на выполнение заданий. В СИЗО вы почти весь день проводите в маленькой камере, имея лишь ограниченный доступ к движению и общению с другими людьми. В колонии все по-другому. От вас ждут работы, и здесь есть свой ритм жизни, который, хотя и остается ограниченным, предлагает проблеск нормальности.
- Меняется и ситуация с питанием. Тюремный паек в СИЗО — самый простой, и вы часто чувствуете себя слабым и голодным, в то время как в колонии питание немного лучше, хотя все еще далеко не удовлетворительное.
- В колонии бывают моменты, когда мне кажется, что я живу с большим достоинством, чем раньше. Заключенные, привыкшие к такой жизни, живут в ней с чувством рутины, которое одновременно успокаивает и ограничивает. Это система, которая заставляет вас быстро взрослеть, хотите вы этого или нет. Девочки, которые попадают сюда в юном возрасте, вскоре взрослеют — например, Луида, которая когда-то была ребенком, а теперь кажется намного старше, как будто за последние несколько месяцев она пережила десятилетие боли.
Борьба времени и надежды
На данный момент мой приговор почти достиг своей финальной стадии. Я ждал этого момента очень долго — 19 месяцев с тех пор, как меня впервые посадили в тюрьму. И все же реальная проблема остается: как жить после того, как все закончится. Представление о том, что будет после, до сих пор остается неясным. Для некоторых мысль об освобождении вселяет надежду. Другим же важнее выживать каждый день, как и раньше.
- Когда я вошел во вторую фазу своего срока, я начал чувствовать, как ко мне возвращается знакомое отчаяние, осознание того, что некоторые из нас теряются в этих стенах. Я уже привык к ежедневной рутине, хотя часть меня так и не смогла по-настоящему к ней привыкнуть. Я был просто телом, проходящим сквозь время, работающим и делающим то, что должен.
- Теперь я жду конца своего пребывания здесь, но не потому, что верю, что жизнь вдруг станет идеальной, как только я выйду на свободу, а потому, что знаю: выход из колонии-поселения — это первый шаг к возвращению той жизни, которая была у меня раньше. Но даже это имеет свой собственный вес. Возвращение в общество, встреча с теми, кто тебя забыл, — это тяжелое бремя. Люди снаружи не могут понять, каково это — быть за этими стенами, так же как и те, кто внутри, не могут понять, на что похожа жизнь, когда ты снова на свободе.
Пока что я не высовываюсь и сосредоточен на текущих делах. Работа, рутина, ожидание. Почти 16 месяцев в колонии, и я научилась приспосабливаться к правилам зоны, жить в постоянном напряжении между желанием сбежать и осознанием того, что, пока этот момент не наступит, моя жизнь ограничена этим маленьким существованием.
Часть первая: Люда взрослеет и влюбляется
В 2016 году, в возрасте 16 лет, Люда оказалась в месте, которое определит ее жизнь так, как она и не предполагала. Она сидела в холодной камере с металлическими решетками на окнах, погружаясь в суровую реальность момента. Ее жизнь до этого момента казалась далекой, почти не имеющей значения. Переход от жизни на свободе к жизни за стальными стенами центра содержания под стражей был не только физическим, но и душевным.
Она пыталась удержать воспоминания о своем прошлом, но тяжесть ситуации была слишком велика. В этом пространстве все было по-другому. Здесь не было места невинности, только выживание. В 19 лет взгляд Люды изменился. Именно здесь, в этом новом мире, она начала взрослеть. В мире, где правила были жесткими, а время, казалось, тянулось вечно, Люда узнала, что значит полагаться только на себя.
К третьему месяцу пребывания в тюрьме ее сознание начало перестраиваться. Она больше не была просто испуганным подростком, которого бросили в неизвестность. Она становилась кем-то другим — кем-то, кто лучше осознавал окружающий мир. Именно в этот момент она впервые испытала прилив эмоций, которых не чувствовала раньше. Любовь. Мужчина, которого она встретила, был всего лишь еще одним заключенным, еще одним лицом в море заключенных, но для нее он стал всем. Она не ожидала этого и чувствовала себя не в своей тарелке, но чувства были неоспоримы.
Его звали Сергей, и в нем было какое-то спокойствие, которое притягивало ее. Он был не из тех, кого сразу замечаешь. Он мало говорил, и его поведение было далеким от того хаоса, который их окружал. Но для Люды каждый разговор с ним был как глоток свежего воздуха. Сергей был другим. Он не был похож на тех, кто пытался утопить свою реальность в героине или алкоголе. Он был, пожалуй, единственным человеком, который не относился к ней как к еще одной зэчке, еще одной девушке в системе, построенной на том, чтобы держать их внизу.
С Сергеем она чувствовала себя живой так, как не знала раньше. Как будто впервые кто-то увидел ее такой, какая она есть на самом деле. У них были общие моменты — тихие разговоры во дворе, украдкой брошенные взгляды во время плановых проверок. Их связь развивалась медленно, но с каждым днем становилась все глубже. То, что начиналось как простое влечение, переросло в нечто большее. Любовь, родившаяся там, где ее меньше всего ожидали, стала искрой, в которой она отчаянно нуждалась.
Их любовь была далеко не простой. Люда понимала, как опасно сближаться с другим заключенным. Но ее чувства к Сергею были сильнее правил, по которым они жили. Он пообещал ей, что будет ждать ее, даже если их миры будут постоянно меняться. Его слова принесли ей утешение, о котором она даже не подозревала. И на какое-то время этого оказалось достаточно.
Именно в такие моменты, в тихих уголках тюрьмы, Люда начала понимать, что значит жить для себя. В месте, где каждый день был борьбой за выживание, любовь стала единственным, что позволило ей снова почувствовать себя человеком. Она поняла, что, несмотря на окружающие ее стены, несмотря на совершенные ошибки, она все еще может ощущать жизнь так, как это свойственно только ей.
Шли месяцы, и Люда все больше задумывалась о своем будущем. Она всегда мечтала о жизни за этими стенами, но теперь ее мечты изменились. Она больше не представляла себе возвращения к прежней жизни. Вместо этого она представляла себя и Сергея вместе в мире, где нет решетки и бетона. Идея начать жизнь с чистого листа, не связанную с прошлым, стала ее новой целью. И хотя будущее оставалось неопределенным, она изо всех сил держалась за эту мечту.
Часть вторая: Люда пробует героин
После прибытия в колонию мне пришлось привыкать к ритму тюремной жизни. Я еще не отошла от шока, который испытала, оказавшись здесь, только что из СИЗО. Первые несколько дней мне казалось, что я нахожусь в другом мире, где все продиктовано правилами зоны. До меня доходили слухи об употреблении героина, но до меня это дошло только на второй месяц. Именно тогда я впервые столкнулся с ним в месте, где выживание часто означало компромисс с собственными моральными принципами.
Все началось со встречи с одной из женщин, ветераном системы. Она была из тех «транзитников» — всегда в движении, постоянно перескакивает из одной тюрьмы в другую. Она протянула мне небольшой пакет, и я отчетливо помню этот момент. Она сказала: «Вы должны это попробовать. Это единственный способ выжить здесь и не потерять себя». Эти слова остались со мной. В каком-то смысле она не лгала. Героин здесь был не просто наркотиком, он был валютой, средством обретения комфорта в жизни, которая была совсем не комфортной.
Люду, одну из новых заключенных, часто можно было увидеть сидящей в одиночестве и смотрящей на улицу сквозь металлические прутья камеры. Она стала чем-то вроде символа нашей секции, всегда держалась особняком. Но через некоторое время она начала меняться. Я заметил это, когда она впервые попробовала героин. Сначала она сомневалась, но любопытство оказалось сильнее страха. Я был в том же квартале, но после этого не видел ее несколько дней. Когда она вернулась, она была другой — в ее глазах было какое-то спокойствие, как будто мир замедлился только для нее.
Люда была не единственной, кто попал в этот круговорот. Когда я попробовала в первый раз, то не потому, что хотела, а потому, что мне это было необходимо. Изоляция, постоянная тревога и суровость этого места измотали меня. Я не хотел показаться слабаком, неспособным справиться с давлением. Поэтому я сел, взял его и почувствовал, как весь мир свалился с моих плеч. Облегчение было мгновенным, но временным. А в таком месте, как это, никогда не удастся избежать реальности.
В течение следующих нескольких недель я видела, как все больше и больше женщин обращались к героину, каждая из которых была уверена, что это то, что сделает жизнь на зоне сносной. Для кого-то это был способ пережить стресс. Для других это был лишь следующий шаг в длинной череде неверных решений. Я ничем не отличался от других. Я начал писать себе записки, пытаясь осмыслить происходящее, но даже ручка казалась тяжелой в руке.
К третьему месяцу я перестал считать дни. Наркотик завладел мной, и вместе с ним пришло чувство оцепенения, от которого я не мог избавиться. Легко было забыть, кто ты есть, когда постоянно парил над всем этим, но рано или поздно всегда приходится спускаться. И когда это происходит, вы понимаете, что оставили часть себя позади.
Но тогда я об этом не думал. В тот момент мне казалось, что я нашел способ выкарабкаться, вытерпеть суровые условия тюрьмы. Героин был моим побегом, единственным побегом, который у меня был. И все же, даже сидя там, с иглой в руке, я знал, что это ложь — временное средство, которое никогда не освободит меня по-настоящему.